Вознесенская церковь в Ливадии впервые упоминается в записке ближайшего помощника императрицы графа Стенбока. 18 мая 1869 года он сообщал, что Мария Александровна распорядилась построить в крымском имении приходскую церковь. Говорилось о возведении «небольшой кладбищенской церкви» и о назначении клира для нее из числа монашествующих Херсонесского Свято-Владимирского монастыря. Мария Александровна сама определила место будущего приходского храма. При выборе участка для него она учитывала градостроительные и природные условия, красоту расположения места и канонические требования ориентации храма по сторонам света.

Документально известно, что монархиня «изволила осматривать местность подле кладбища, на котором предполагалось строить церковь… нашла место красивым,  но неудобным в том отношении, что церковь алтарем должна быть обращена на почтовую дорогу, а главным фасадом упираться в гору, поросшую мелколесьем, почему Государыня Императрица изволила осмотреть еще два места— одно против прежнего места, через почтовую дорогу, а другое где ныне выстроена казарма музыкантов, и после осмотра было приказано архитектору Венсану сделать промеры обеих местностей и представить их Министру Императорского Двора» (23 сентября 1871).

Два указанных участка нетрудно определить задним числом с помощью плана имения. Первый предполагался рядом с Ливадийским шоссе и ближе к парадной части имения, тогда бы храм оказывался окруженным с трех сторон ранее сложившейся застройкой: с одной стороны Казачьей казармой и деревянной конюшней, с другой — Музыкантской казармой. Императрица выбрала второй из рассмотренных ею участков, наиболее удаленный от парадной застройки, и тот, что находился севернее посада музыкантской команды. На этом месте мог быть обеспечен прямой подъезд к храму со стороны шоссе и было достаточно места, чтобы отодвинуть сооружение от линии дороги и устроить перед ним небольшую площадь. В непосредственной близости располагался питомник древесных растений садового хозяйства Ливадии, что могло послужить украшением местности будущего храма. Тогда его с трех сторон окружали бы саженцы редких пород деревьев, которые по мере необходимости пересаживались в другие места для украшения многочисленных парков Ливадии. Ландшафтная среда, свободная от застройки, обеспечивала открывавшиеся от храма дальние виды на виноградники, горы и море.

Одновременно с окончательным выбором участка для храма, расположенного напротив, через шоссе от кладбища, императрица распорядилась о благоустройстве самого местного кладбища. Управляющий имением сообщал, что высочайшая заказчица «изволила посетить кладбище и приказала мне расширить кладбище и ограду сделать выше. Главному садоводу мастеру Геккелю сделать на кладбище посадки деревьев и посадить цветы». По периметру кладбище обнесли монументальной каменной оградой.

Мария Александровна в отношении каждой из построенных ею в Ливадии церквей заказывала проекты и рисунки в византийском вкусе. Нетрудно предположить,  что упоминавшиеся как отправные для дворцовой церкви рисунки храма Св. Луки, сделанные Монигетти с натуры в греческом монастыре Осиос Лукас, оставались актуальны и тогда, когда задумали построить Большую церковь. Монигетти выбрал образец, которым он не мог воспользоваться в полной мере в работе над созданием миниатюрной по размерам дворцовой церкви. Упоминание об образцовой роли этого греческого извода появилось в печати незадолго до закладки Вознесенского храма.

Вполне возможно, что архитектура греческого монастыря Осиос Лукас в Фокиде, что в шести километрах от города Левадия, могла послужить общим иконографическим изводом для обоих храмов Ливадии. В таком случае, посредством языка церковного искусства осуществлялось бы продолжение намеченной ранее идеи установки определенных символических связей между Ливадией в древней Тавриде и греческой Левадией времен Византии.

Инесса Слюнькова. «Ливадия. Архитектура дворцово-паркового ансамбля. Вторая половина XIX века».